ПОМОЩЬ ДЕЙСТВУЮЩЕЙ АРМИИ.
Нечеловеческие пытки, чудовищные зверства и издевательства, все, на что только способны фашисты, они творили в нашем городе.
Так, спустя два дня после освобождения Каменска в сарае бывшей больницы были обнаружены сваленные в беспорядочную кучу десятки трупов жителей. Все они носили на себе следы издевательств и пыток. У некоторых были вывернуты руки, переломаны ноги, обожжены и обрезаны конечности. Многие трупы были проколоты штыками. Во дворе бывшей немецкой комендатуры на Желябова осталось 14 трупов красноармейцев, искалеченных, в неестественных позах. Тела их были изогнуты назад до соединения ступней ног с головой. У некоторых сдавлены черепа, изломаны конечности. Как отмечено в документе, «при составлении актов трудно было найти выражения для определения содеянного немцами чудовищного преступления, ибо история не знала никогда таких варварских и изуверских пыток».
В ходе январских боев фашисты дважды устраивали живой заслон из мирных жителей, прикрываясь ими, как щитом, от наступающих. 19 января в районе железнодорожного переезда впереди своих танков и пулеметов они поставили в снег на колени с поднятыми руками около пятидесяти человек. Один Из актов раскрывает эту драматическую картину:
«Больше часа стояли они на морозе. Дети замерзли, ужас смешался у многих с тупой апатией. Наконец их подняли, опять повели к канаве — противотанковому рву, заставили туда спуститься и лечь прямо на снег. Вверху стояли конвойные. Бой стих, и всех повели в дома, в парк, где были согнаны уже другие жители Рыгина. Дом заминировали, заявив, что если кто выйдет, того убьют. Так, без пищи и воды, питаясь одним снегом, люди пробыли две ночи».
Многое испытали каменчане, но ничто не потрясло их так сильно, как массовая казнь детей, учиненная за встречу советских танков. Спустя год, выступая на страницах областной газеты, секретарь парторганизации химкомбината И. И. Сударкин писал:
«57 ребятишек из Социалистического городка расстреляли гитлеровские мерзавцы только за то, что все семь месяцев немецкого ига они помнили о Родине, их воспитавшей... Расстреляли только за то, что в порыве радости, объявшей их сердца, дети бежали навстречу идущей к городу Красной Армии».
К этому следовало бы добавить, что эти самые дети снабдили наших танкистов необходимой информацией, показали цели и даже проследовали некоторое время в танках в качестве проводников. Подробности страшной расправы над ними жители узнали не сразу. Негодующая людская молва ширилась с каждым днем и множилась слухами. А когда наши части выбили фашистов из города, каменчане узнали подробности всей трагедии. 23 февраля 1943 года городская газета «Труд» опубликовала запись рассказа одного из оставшихся в живых подростков, Володи Брусса, сделанную учительницей А. Кореневой:
«Вскоре с дикой яростью они (немцы — А. Ч.) стали вылавливать всех детей и, выстроив их но трое, повели к школе № 1 (ныне школа № 12 — А. Ч.). Тут они приказали детям спуститься в подвал по трое и расстреляли их.
Когда Володя спустился в подвал, он также упал сраженный пулями. Одна растерзала ему грудь и прострелила руку. Но Володя не потерял сознание. Истекая кровью, он отполз к стене. Вокруг него раздавались стоны и хрипы умирающих детей.
В надежде, что убиты не все, Володя глубокой ночью тихо окликнул товарищей. Двое из мальчиков подползли к нему. Вместе они выползли из подвала. У здания школы стоял патруль. Мальчики прижались к стене и затихли. Так пролежали они до рассвета. Утром патруль сменился, остался один немец. В этот момент мальчики решили бежать домой.
Когда дети были уже дома, кто-то донес, что трое из расстрелянных остались живыми. Один Володя остался жив. Мать скрывала его, переодев в платье девочки...».
Когда Володя спустился в подвал, он также упал сраженный пулями. Одна растерзала ему грудь и прострелила руку. Но Володя не потерял сознание. Истекая кровью, он отполз к стене. Вокруг него раздавались стоны и хрипы умирающих детей.
В надежде, что убиты не все, Володя глубокой ночью тихо окликнул товарищей. Двое из мальчиков подползли к нему. Вместе они выползли из подвала. У здания школы стоял патруль. Мальчики прижались к стене и затихли. Так пролежали они до рассвета. Утром патруль сменился, остался один немец. В этот момент мальчики решили бежать домой.
Когда дети были уже дома, кто-то донес, что трое из расстрелянных остались живыми. Один Володя остался жив. Мать скрывала его, переодев в платье девочки...».
Следует отметить, что в записи рассказа есть неточности. Расстреляв ребят из автоматов, немцы забросали подвал гранатами. а из троих первоначально оставшихся в живых ребят вместе с отцом был расстрелян только один — Андрей Кучеров. Главному же герою, самому младшему и первому, выбежавшему навстречу советским танкам Сергею Удовиченко судьба подарила жизнь.
Когда Сережа появился на пороге дома, мать отвела его к знакомым на улицу Покровскую.
Из воспоминаний Зои Ивановны Ляшенко:
«Однажды вечером, было уже поздно, к нам постучалась женщина с ребенком, мальчиком лет одиннадцати. Я спросила, почему он плачет, а та в ответ:
— Только молчите, я вам открою секрет. Его расстреливали.
Когда она сняла мальчику рубашку, я увидела, что у него перебита ключица и размером пальца в два кровоточит рана.
Что у вас есть, Федотьевна? — спросила я. — Нужны вата, марля, а может, есть марганец?
— У меня все есть, — ответила та.
Я развела марганец, промыла рану. Он плачет, и я плачу. Невозможные у него были боли. Особенно мучился первые два дня.
Целый месяц я его лечила. Каждый день регулярно промывала рану. Бои шли тогда. Снаряды свистят, а я воду подогрею и мою. Так целый месяц у нас он с матерью и прожил. Постепенно рана стала затягиваться.. Сережа стал смеяться, играть. Позже, когда город был освобожден, мать отвела его к врачу».
— Только молчите, я вам открою секрет. Его расстреливали.
Когда она сняла мальчику рубашку, я увидела, что у него перебита ключица и размером пальца в два кровоточит рана.
Что у вас есть, Федотьевна? — спросила я. — Нужны вата, марля, а может, есть марганец?
— У меня все есть, — ответила та.
Я развела марганец, промыла рану. Он плачет, и я плачу. Невозможные у него были боли. Особенно мучился первые два дня.
Целый месяц я его лечила. Каждый день регулярно промывала рану. Бои шли тогда. Снаряды свистят, а я воду подогрею и мою. Так целый месяц у нас он с матерью и прожил. Постепенно рана стала затягиваться.. Сережа стал смеяться, играть. Позже, когда город был освобожден, мать отвела его к врачу».
Тогда же, спустя месяц после освобождения, в городской газете появились еще две заметки, написанные матерями noгибших ребят Л. Ф. Шачневой и М. Я. Цебо. Сообщая о последних днях Юры Ревина, последняя, в частности, писала, что «вместе со своими товарищами он сохранял патроны, снаряды. радиоприемник, надеясь все это передать частям Красной Армии».
С гневом и возмущением говорили каменчане о постигшей их трагедии на городском митинге. посвященном защите детей, а также сообщали в своем письме к И. Сталину.
«Эта страшная трагедия и даже камни, залитые кровью детей, — писали они, — требуют отмщения. Проклятье гитлеровцам...».
23 июля 1943 года газета «Труд» опубликовала письмо на фронт бойцу Черноусову от его дочерей Люси и Шуры. Рассказывая о гибели своих сверстников, девочки просили отца:
«Папа, ты сейчас на фронте. Около тебя близко находятся немцы. Убивай их и отомсти им за все. Пусть знают немецкие солдаты, что не пройдут даром их злодейские преступления и за все они ответят».
Трагедия, разыгравшаяся в Соцгородке, повергла в шок все население Каменска. И тем не менее в ходе январских боев более всех пострадали жители западной промышленной зоны и так называемой первой части города. Когда 15 января сводный передовой отряд 23-го танкового корпуса предпринял попытку штурма Каменска с севера, многие семьи, проживающие в первой его части, шли через железную дорогу и искали спасения на Рыгине у родных и знакомых.
"Однако мы ошиблись в своих расчетах, — писала потом одна из каменчанок. — На Рыгине оказалось еще опаснее, чем в городе. Бойцы Красной Армии, успешно овладев территорией завода, пошли в наступление через Рыгин, и мы оказались в центре артиллерийского огня. Ни на минуту не умолкая, гремели выстрелы, с визгом проносились над нашими головами снаряды"..
Одну из возвратившихся семей пьяные фашистские автоматчики расстреляли прямо в упор на улице Покровской. вблизи железнодорожного переезда. Из восьмерых Королевских уцелел лишь один малыш, что забился под тулуп мертвого деда.
Когда атака наших частей захлебнулась и наступило временное затишье, гитлеровцы приступили к чистке кварталов первой части города. Желая обезопасить свои тылы, они выгоняли жителей во вторую часть. При этом иногда без всякого повода стреляли во всех, кто появлялся на улице, особенно мужчин, так как существовал приказ о почти поголовной их эвакуации из города в возрасте от 14 до 100 лет. Невыполнение его каралось расстрелом.
Вскоре бои закипели с новой силой, охватив всю северо-западную и частично центральную часть Каменска. Нашим воинам временно вновь удалось потеснить противника, однако 22 января враг получил подкрепления и соединения 3-й Гвардейской армии с большими потерями оставили район железнодорожной станции и заводской части города. Значительное количество воинов, не успевших покинуть эту территорию, оказались отрезанными и вынуждены были искать пристанища у местных жителей. В домах и подвалах Рыгина укрылась часть военнопленных, разбежавшихся из каменного барака во время боя у стекольного завода. В руинах железнодорожного вокзала уже не первый день продолжали отстреливаться раненые. Рискуя жизнью, в темное время суток каменчане проникали туда и разбирали их по домам.
Когда фашисты вернулись в эти кварталы, они начали обыски, били из автоматов по окнам и чердакам. При обнаружении военнослужащих фашисты издевались над ними. Раненые в большинстве своем умерщвлялись холодным оружием, штыком и прикладом. Как результат издевательств у большинства бойцов и командиров были разбиты черепа и проколота грудь. Гитлеровцы беспощадно истребляли мирных жителей, мужчин, женщин и детей выгоняли на улицу и прямо на пороге расстреливали, подвалы забрасывали гранатами.
Для многих каменчан 22 января стал днем траура и поминовения родных и близких, павших от рук фашистских убийц. В этот день гитлеровцы вторично, на этот раз уже в количестве двухсот жителей Рыгина, выгнали на передовую. Все, кто отказался выполнить команду и остались в погребах и квартирах, были уничтожены, а дома их преданы огню.
В дом Кондрата Лукича Абрамова, у которого скрывались двое пленных красноармейцев, немцы швырнули две гранаты. Хозяина выгнали на улицу и расстреляли, а семью погнали на передовую. Увидев в окно, как немцы расправились с соседом, Иван Васильевич Локтионов также не вышел из квартиры. В окно Локтионовых полетела граната, а оба дома были сожжены.
Один из документов, составленных комиссией по регистрации фактов расстрела граждан, передает драматическую картину того трагического дня:
"Был лютый мороз. Кругом стрельба. Горели дома, подожженные немцами. Людей погнали к стекольному. Из толпы выгнали Овчарова Федора Игнатовича, пекаря главхлеба, живущего по Ямской, 5, и расстреляли. Женщин и детей согнали к передовой, где они оставались, пока вечером 22 января раздалось русское "ура!" Немцы испугались и разбежались. Жители обрадовались, что немцев нет, и пошли по домам".
Сергей Григорьевич Болдырев принес в этот день в свой дом раненого советского воина. Кроме раненого, в доме Болдырева скрывались еще двое наших пленных бойцов. Когда бой утих, фашисты вывели из подвала Сергея Григорьевича с семьей, сделали у них обыск. Женщин загнали опять в подвал, а Сергея Григорьевича повели за угол и расстреляли. В дом были брошены гранаты, которыми были убиты раненый красноармеец и двое пленных.
В этот же день немцы выгнали из дому гражданина Жданова Евдокима Яковлевича и расстреляли его во дворе за то, что у него стояли три красноармейца, которые успели отступить.
Проживавшая по улице Дачной семья Хитайленко в составе матери Марфы Абрамовны и ее шестилетнего сына Василия, а также квартирантки Ирины Павловны Лопатиной вся была расстреляна немцами за то, что у них лежал раненый боец. Мать, ребенок и старуха будучи выведены из дому, здесь же, на улице, были расстреляны. Константина Ильича Лопатина на расстрел выводили несколько раз, но он остался жив, потому что было много людей и всякий раз падал будто убитый.
Василия Семеновича Нечесова и Григория Андреевича Шестакова расстреляли на глазах жен и детей за то, что в день вступления Красной Армии в Рыгин они приняли у себя несколько бойцов, кормили их, все вместе читали газеты «На разгром врага» и «Во славу Родины». По той же причине расстреляли и Петра Алексеевича Овчарова, а Степан Дмитриевич Ряжин за укрытие бойцов был расстрелян в собственном доме. При схожих обстоятельствах погибли Г'рибков и токарь Скрыпников, прятавшие у себя в доме наших воинов.
Зверства гитлеровцев не имели границ. Документы той поры зафиксировали факты расстрела каменчан целыми семьями. Когда в доме Сливиных немцы обнаружили раненого бойца, разделавшись с ним, они вывели из подвала Вассу Васильевну и Михаила Олимпиевича Сливиных, женщину убили сразу наповал, а Михаила Олимпиевича бросили на пороге подвала. Там скончался через два дня.
19 января два немца-украинца вошли в дом по Ямской, 6, переоделись в гражданскую одежду, а затем "за сокрытие наших военнопленных" расстреляли 55- летнюю хозяйку Екатерину Нефедьевну Злыденную и ее пятнадцатилетнего сына Ивана Кондратьевича. Когда сестра последнего, Евдокия Кондратьевна, рассказала об этом нашему лейтенанту, советские бойцы уничтожили переодетых гитлеровцев. Вернувшиеся через некоторое время в Рыгин фашисты расстреляли восемнадцатилетнюю Евдокию вместе с ее отцом Кондратом. Братской могилой семьи Злыденных стал подвал сожженного фашистами их собственного дома. Там же было погребено и тело молодогвардейца Степы Сафонова, погибшего в районе вокзала, который до начала боев скрывался у своей тетки на Ямской.
Одиннадцатилетний Винцлав Злыденный был застрелен фашистским автоматчиком еще ранее, когда он с ведром направлялся за водой к Донцу. Труп этого ребенка лежал на заснеженной тропе вплоть до освобождения города, так как немцы запретили его убирать. К тому времени из многодетной семьи Злыденных в живых осталась лишь старшая дочь Устиния, находящаяся на фронте.
Приведенные выше многочисленные примеры помощи каменчан родной освободительнице армии — лучшее свидетельство того, что, несмотря ни на какие карательные меры, фашистам не удалось разобщить единение армии и народа. К счастью, целый ряд подобных актов имел благополучный исход, что позволило вернуть в строй немало полноценных защитников родины.
Один из них — патриотический поступок комсомолки Клавдии Грековой (ныне К. А. Коваленко), выкравшей в немецкой комендатуре четыре бланка документов, спасших жизнь нашим воинам. Среди этих счастливчиков, в частности, оказался сержант 2-го батальона 56-й мотострелковой бригады А. П. Павлов. Будучи тяжелораненым он был подобран в районе железнодорожного вокзала еще одной каменчанкой Анной Шурухиной, которая прятала его у себя в подвале по адресу: улица М. Горького, 8.
Исключительно благодаря самоотверженности члена ВКП(б) А. С. Чуклиновой удалось поставить на ноги еще одного воина — раненого лейтенанта Б. Д. Белого, выдавая его за своего сына. Аналогичный вариант конспирации решилась избрать и Саша Бабарыкина, представив врагу скрывавшегося в ее дворе бойца в качестве мужа. Несмотря на то, что в доме Бабарыкиных разместились восемнадцать эсэсовцев, проявив находчивость, она переодела раненого в одежду деда и «велела ему чистить у коровы». Позже она с трепетом вспоминала:
«Только наш боец взялся за лопату, как из туалета вышел немец и тут же обратил на него внимание. По-своему стал спрашивать, кто это? Тут я упала на колени и стала объяснять, что это мой муж. Пьяный фашист, видимо, поверил мне.
Когда спустя трое суток мы прощались с нашим бойцом, мама попыталась остановить его:
— Не уходите, слышите, как бьет наша артиллерия? — умоляла она его.
Но и тот был неумолим. К своим, говорит, иду».
Когда спустя трое суток мы прощались с нашим бойцом, мама попыталась остановить его:
— Не уходите, слышите, как бьет наша артиллерия? — умоляла она его.
Но и тот был неумолим. К своим, говорит, иду».
Не думала тогда Шура (Александра Федоровна Бабарыкина), что спустя четверть века, в марте 1968 года, их порог вновь переступит бывший красноармеец —) москвич Клейменов Евгений Федотович. Тот самый, что покинул их двор в канун освобождения Каменска.
Александр ЧЕБОТАРЕВ, историк-краевед.
