КАМЕНСКОЕ ПОДПОЛЬЕ.
ПОСОБНИКИ, ПРЕДАТЕЛИ И ГЕРОИ.
Буквально в первые дни своего присутствия в городе оккупанты нанесли сокрушительный удар по еще не сложившемуся комсомольскому подполью. Как было отмечено в докладной записке А. А. Зобова в обком ВКП (б),
Буквально в первые дни своего присутствия в городе оккупанты нанесли сокрушительный удар по еще не сложившемуся комсомольскому подполью. Как было отмечено в докладной записке А. А. Зобова в обком ВКП (б),
»провокатор Бахчеван выдал секретаря подпольного горкома ВЛKCM, своего товарища Шувалова, а тот, спасая собственную шкуру, предал членов подпольного горкома и группу комсомольцев-активистов и этим самым спас свою паршивую жизнь».
Источники информации врага могли быть разнообразны. Анализируя причины краха молодежном организации, со счетов нельзя сбрасывать ни один из факторов, который мог сработать.
В свое время, работая в качестве исследователя с документами партийного архива Ростовской области я. разумеется, не имел допуска к так называемым «особым папкам». И тем не менее даже безобидные, на первый взгляд, по содержанию выписки тщательно проверялись персонально директором архива (для редакции: Волощенко снят с должности после августовского переворота 1991 г.), а по окончанию работ заверялись печатью и его личной подписью. После этого нередко в своих рабочих тетрадях я с удивлением обнаруживал целые страницы заштрихованного текста, содержание которого при внимательном прочтении можно было легко восстановить. Как правило, в подобных «вырезках» скрывались отдельные факты или проступки членов партии, способные ее скомпрометировать. Подобный негатив чаще всего можно было встретить в персональных делах коммунистов. Бесспорно, своеобразная «железная» завеса цензуры мешала объективно разобраться в обстоятельствах того или иного вопроса.
Размышляя о возможных каналах утечки информации о лицах завербованных для подпольной работы, я не мог не обратить внимания на одну из таких заштрихованных «вырезок». Речь идем о персональном деле начальника контрразведки Каменского горотдела НКВД капитана госбезопасности С. И. Морозона В канун оккупации города, в июле 1942 года он был назначен ответственным за эвакуацию автотранспорта. На оккупированной территории он не был. И тем не менее.
Из протокола заседания бюро горкома ВКП (б) от 6 апреля 1943 года:
»Не доезжая Мелеховской переправы, положил совершенно секретные документы, СПИСОК ОСТАВЛЕННЫХ В KAМЕНСКЕ ДОВЕРЕННЫХ ЛИЦ (выделено авт.Чеботарев) в свой чемодан, находящийся на грузовой машине. На Мелеховской переправе через реку ДОН оставил секретные документы в чемодане и личное оружие, а сам переправился на левый берег реки за получением приказания.
Несмотря на налеты немецкой авиации на переправу, тов. Морозов имел полную возможность лично переправиться обратно на правый берег Дона, как это сделали отдельные сотрудники, и обеспечить. сохранность секретного документа и переброску автотранспорта. Этого Морозов не сделал в результате трусости и паникерства. Автомашины попали в руки немцев, с ними и секретные документы».
Несмотря на налеты немецкой авиации на переправу, тов. Морозов имел полную возможность лично переправиться обратно на правый берег Дона, как это сделали отдельные сотрудники, и обеспечить. сохранность секретного документа и переброску автотранспорта. Этого Морозов не сделал в результате трусости и паникерства. Автомашины попали в руки немцев, с ними и секретные документы».
Нетрудно представить последствия, если этот список попал «по адресу» и если Морозов имел отношение к вербовке молодежи, а одним из помощников его в этом был секретарь ГК ВЛКСМ по военной работе В. Бахчеван. Обнаружить прямую связь между вышеприведенным документально доказанным фактом и предательством Бахчевана, с которого началась «раскрутка» цепочки, мне не удалось, но исключать ее нельзя. Тщательное изучение документов и воспоминании о Бахчеване тех, кто его знал, позволяет реконструировать портрет паникера и труса, владеющего вполне достоверной информацией. Подпольщику Валентину Павловскому это удалось выразить в достаточно концентрированном виде:
«В канун оккупации мы снова пришли в военкомат с просьбой отравить нас на фронт, но оттуда нас направили в горком комсомола. В горкоме меня принял Владимир Бахчеван, тот самый Бахчеван, что позже вместе с Шуваловым предал комсомольское подполье. Когда и увидел Бахчевана, вспомнил, что приходил он устраиваться па мельницу. Хотел поступить машинистом-дизелистом. Когда ему поручили смазать компрессор, он полез на площадку, открыл отверстие, оттуда ударил пар. Бахчеван страшно перепугался, струсил и ушел с мельницы.
Имел он довольно приятную наружность — симпатичный, светловолосый* среднего роста. Лицо продолговатое. Он был родом, по его словам, из Киева, примерно 1922 года рождения. Хвалился, что довелось служить ему механиком на каком-то аэродроме. В подтверждение этих слов на груди его красовался значок парашютиста.
Так вот, когда мы пришли к нему, он посоветовал нам сжечь комсомольские билеты и заявил при этом, что «Каменск находится в окружении».
Имел он довольно приятную наружность — симпатичный, светловолосый* среднего роста. Лицо продолговатое. Он был родом, по его словам, из Киева, примерно 1922 года рождения. Хвалился, что довелось служить ему механиком на каком-то аэродроме. В подтверждение этих слов на груди его красовался значок парашютиста.
Так вот, когда мы пришли к нему, он посоветовал нам сжечь комсомольские билеты и заявил при этом, что «Каменск находится в окружении».
КОНЕЦ ПОДПОЛЬНОГО ГОРКОМА.
После освобождения города в процессе предварительного расследования каменским горотделом НКГБ по делу о предательстве подпольного комитета было установлено, что утечка информации произошла по вине сотрудницы горбольницы 3. С. Романовой и тетки станичного атамана Е. А. Ивановой при следующих обстоятельствах:
»Член подпольного комитета тов. Косоногова. находясь в тесной дружбе с Романовой 3. С., в беседе с ней по поводу листовок, расклеенных в городе Каменске, поделилась с последней, что она имеет последнюю листовку. После чего Косоногова дала прочитать листовку Романовой, которая после прочтения попросила оставить эту листовку у себя для того, чтобы прочитать ее своим знакомым.
Указанная беседа между Романовой и Косоноговой произошла 3-4 января в квартире Косоноговой. Допрошенная по существу, арестованная Романова в своих показаниях указывает, что о листовке подпольного комитета узнала тетка атамана Иванова Е. Д., которой Романова сообщила о том, что она имеет листовку. В январе месяце 1943 года Иванова Е. Д., вызвав» к себе на квартиру Романову 3. С. и узнав, что листовка подпольного комитета находится при ней, вручила ей пропуск к станичному атаману Иванову и предложила пойти в горуправу и сообщить атаману о том, где она взяла листовку и кто ее дал Романовой. Получив пропуск, Романова посетила станичного атамана Иванова, показала ему листовку, одновременно сообщила о том, что листовку она получила от Косоноговой. После беседы с Ивановым Романова 9 января была вызвана в гестапо, где также дала показания о Косоноговой как о лице, от которого она п получила листовку. После этого последовал арест Пивоварова. Косоноговой и других».
Указанная беседа между Романовой и Косоноговой произошла 3-4 января в квартире Косоноговой. Допрошенная по существу, арестованная Романова в своих показаниях указывает, что о листовке подпольного комитета узнала тетка атамана Иванова Е. Д., которой Романова сообщила о том, что она имеет листовку. В январе месяце 1943 года Иванова Е. Д., вызвав» к себе на квартиру Романову 3. С. и узнав, что листовка подпольного комитета находится при ней, вручила ей пропуск к станичному атаману Иванову и предложила пойти в горуправу и сообщить атаману о том, где она взяла листовку и кто ее дал Романовой. Получив пропуск, Романова посетила станичного атамана Иванова, показала ему листовку, одновременно сообщила о том, что листовку она получила от Косоноговой. После беседы с Ивановым Романова 9 января была вызвана в гестапо, где также дала показания о Косоноговой как о лице, от которого она п получила листовку. После этого последовал арест Пивоварова. Косоноговой и других».
Таким образом, необдуманный, роковой шаг Косоноговой, который не поддается объяснению
с точки зрения разумной целесообразности, послужил прологом к провалу каменского подполья.
Вечером 9 января в дом № 78 по переулку Ермаковскому ворвался смешанный отряд немецкой жандармерии и местной полиции. Пивоваров был схвачен и доставлен гестапо, которое располагалось в доме № 48 по ул. Дворянской (ныне Желябова). Во второй половине этого же дома находилась «Ортскомендатур» (городская комендатура),
У входа в калитку двора Пивоварова была устроена засада. Незадолго до ареста, почуяв опасность, Георгий Тихонович предупредил Бориса Карева, чтобы тот «повременил» и «ходил к нему реже и только по вызову». Утром в день ареста в мастерской появился М. Ф. Воробьевский. К Пивоварову он ходил всегда с рваными женскими туфлями, а на этот раз действительно получил из ремонта свои сапоги и «заодно» задание Пивоварова — принести быстродействующий яд. Вечером, когда стемнело, он понес Пивоварову небольшой флакон бромистого соединения.
На улице никого не было. Ничего не подозревая, Михаил Федорович отворил калитку и оказался в руках двух дюжих полицейских, которые тут же его обыскали и изъяли содержимое карманов. Засада длилась до часу ночи, после чего помощник начальника полиции Болдырев и Ильиных отконвоировали свою жертву в полицию (ныне в этом доме располагается паспортный стол милиции). Одновременно вместе с Воробьевским туда были доставлены Татьяна и Ваня Пивоваровы, уборщица Лавра Горячева с пятилетним сыном и еще двое старушек, хозяйки второй половины дома. Утром в камере появилась еще одна арестантка —• сторожиха кожзавода — Татьяна Кондакова.
Более трех дней гестапо и полиция вели допросы, обыски, проводили очные ставки. С особым пристрастием допрашивали П. И. Косоногову, в персональном деле которой как члена ВКП (б) позже было записано, что, находясь под стражей, она «указала местонахождение подпольного комитета (подвал), где хранились личные вещи т. Пивоварова…» Сам Пивоваров в ходе допросов подвергался пыткам и и «несколько раз сильно избивался офицерами гестапо». Однако результаты дознания дали немного. В ходе очной ставки Георгия Тихоновича и его сына Вани удалось, в частности, выяснить, что мальчик ездил в Новочеркасск к матери, но Пивоваров с бывшей женой отношений не поддерживает. 12 января туда же, на Дворянскую, 48, был доставлен и М. Ф. Воробьевс- кий. Спустя годы он вспоминал:
»В коридоре здания при входе в какую-то комнату я встретил Г. Т. Пивоварова, которого уводил, очевидно, после допроса полицай Это была моя последняя встреча с Георгием Тихоновичем. Даже издалека мне больше не пришлось его видеть. Войдя в комнату, я увидел, что в ней человек пять немцев и атаман Иванов. На столе около него лежала плетка. Атаман закричал на полицая, ругая его за то, что он допустил нашу встречу с Пивоваровым. Но при встрече в коридоре ни я, ни Георгий Тихонович не только не обмолвились, но даже не посмотрели друг на друга.
Допрос вел вначале немецкий офицер, свободно владевший русским языком, а затем атаман.
Офицер: «В кармане у Вас был флакон с жидкостью. Что это за жидкость?».
Я: «Это спирт».
Офицер: «Где Вы его взяли?».
Я: «Купил на базаре у
немецкого солдата».
До этого я видел на базаре, как немецкие солдаты продавали в таких же темных флакончиках какое-то спиртное.
Офицер: «Вы выпьете сейчас этот спирт?».
Я: «Выпью, но надо разбавить водой, а то он очень крепкий. Я уже несколько раз у немецких солдат покупал такой спирт».
Однако выпить не дали.
Офицер: «Что же Вы, инженер, а пьете такую гадость?».
Я: «Я не инженер, а учитель».
Из отобранных у меня документов было видно, что я окончил техникум, а у немцев окончившие техникум получали звание инженера. Дальше офицер ушел, а допрос продолжил атаман Иванов.
Атаман: «Давно Вы знаете Пивоварова?».
Я: «Я знаю Пивоварова уже несколько лет, около десяти лет мы работали с ним в одной школе».
Атаман: «В какой школе?».
Я: «В последнее время в ремесленном училище № 7. Я преподавал математику и физику, а Панкратий Петрович Пивоваров — русский язык и литературу».
Атаман: «Да нет, вот этого Пивоварова, что сейчас встретился с Вами в коридоре у входа в эту комнату».
Я: «Сапожника? Я его совсем не знаю. Дня два до моего ареста я отдал в мастерскую сапоги в починку, а 9 января утром я взял их из ремонта. Сапоги эти сейчас на мне. Утром я попросил хозяина мастерской подождать до вечера плату за ремонт сапог. В этот день выплачивали зарплату на пищевкусе, где я работал кочегаром. Пищевкус обслуживал русское население города. Вот вечером 9 января я и пришел заплатить за ремонт сапог, где и был арестован».
Затем атаман вызвал казака-полицая и отправил меня в полицию, где помощник начальника Болдырев меня выпустил. В этот же день, 12 января, все арестованные были отпущены. А вечером в переулке Башкевича я повстречался с сыном Пивоварова — Ваней. Не останавливаясь, проходя мимо, мы обменялись разговором:
Я: «Где отец?».
Ваня: «Дома. Отец сказал, что к нему не приходить. Связь держать через Карева».
Допрос вел вначале немецкий офицер, свободно владевший русским языком, а затем атаман.
Офицер: «В кармане у Вас был флакон с жидкостью. Что это за жидкость?».
Я: «Это спирт».
Офицер: «Где Вы его взяли?».
Я: «Купил на базаре у
немецкого солдата».
До этого я видел на базаре, как немецкие солдаты продавали в таких же темных флакончиках какое-то спиртное.
Офицер: «Вы выпьете сейчас этот спирт?».
Я: «Выпью, но надо разбавить водой, а то он очень крепкий. Я уже несколько раз у немецких солдат покупал такой спирт».
Однако выпить не дали.
Офицер: «Что же Вы, инженер, а пьете такую гадость?».
Я: «Я не инженер, а учитель».
Из отобранных у меня документов было видно, что я окончил техникум, а у немцев окончившие техникум получали звание инженера. Дальше офицер ушел, а допрос продолжил атаман Иванов.
Атаман: «Давно Вы знаете Пивоварова?».
Я: «Я знаю Пивоварова уже несколько лет, около десяти лет мы работали с ним в одной школе».
Атаман: «В какой школе?».
Я: «В последнее время в ремесленном училище № 7. Я преподавал математику и физику, а Панкратий Петрович Пивоваров — русский язык и литературу».
Атаман: «Да нет, вот этого Пивоварова, что сейчас встретился с Вами в коридоре у входа в эту комнату».
Я: «Сапожника? Я его совсем не знаю. Дня два до моего ареста я отдал в мастерскую сапоги в починку, а 9 января утром я взял их из ремонта. Сапоги эти сейчас на мне. Утром я попросил хозяина мастерской подождать до вечера плату за ремонт сапог. В этот день выплачивали зарплату на пищевкусе, где я работал кочегаром. Пищевкус обслуживал русское население города. Вот вечером 9 января я и пришел заплатить за ремонт сапог, где и был арестован».
Затем атаман вызвал казака-полицая и отправил меня в полицию, где помощник начальника Болдырев меня выпустил. В этот же день, 12 января, все арестованные были отпущены. А вечером в переулке Башкевича я повстречался с сыном Пивоварова — Ваней. Не останавливаясь, проходя мимо, мы обменялись разговором:
Я: «Где отец?».
Ваня: «Дома. Отец сказал, что к нему не приходить. Связь держать через Карева».
Александр ЧЕБОТАРЕВ, историк-краевед.
ИСТОРИЧЕСКИЙ ОЧЕРК.